10 августа в секторе Газа был убит корреспондент «Аль-Джазиры» Анас Аль-Шариф. Его имя пополнило уже бесконечный список журналистов — как палестинских, так и иностранных, — погибших с начала последней израильской наступательной операции против Газы. По данным Комитета по защите журналистов (CPJ), с 7 октября 2023 года по сегодняшний день в Газе погибли как минимум 192 работника СМИ — цифра, превышающая показатели любого другого современного конфликта. Этот счет сам по себе достаточен, чтобы определить журналистскую работу в этой войне как профессию на грани исчезновения.
Тем не менее, смерть Аль-Шарифа на Западе не была воспринята как трагедия для свободы прессы. Напротив, в некоторых изданиях и в комментариях отдельных журналистов наметилась тревожная тенденция — приуменьшать, относить к случайностям и даже оправдывать произошедшее. Сценарий всегда один и тот же: посеять сомнение, что репортер был «связан с ХАМАС», намекнуть, что «на войне определенные риски неизбежны» или что «он находился в опасной зоне». Как будто ношение жилета с надписью PRESS в зоне конфликта не является самой сутью работы репортера.
По данным «Аль-Джазиры», Аль-Шариф документировал условия жизни перемещённых лиц возле больницы «Аш-Шифа», собирал свидетельства и снимки нехватки медикаментов и гуманитарного кризиса в Газе. Он был четко идентифицирован как журналист — синим жилетом с надписью PRESS и камерой в руках. Атака, проведенная средь бела дня, пришлась по густонаселённому району и унесла жизни еще четырёх его коллег.
Израиль вновь заявил свою официальную позицию: «Журналисты работают на свой страх и риск в зонах боевых действий» и «ХАМАС использует мирных жителей и гражданскую инфраструктуру в качестве живого щита». Эта формула на протяжении месяцев применяется для оправдания бомбардировок школ, больниц, лагерей беженцев и — как в данном случае — международной прессы. Проблема в том, что эту версию без особых фильтров подхватывают многие западные СМИ, превращая нападение на свободу информации в побочный инцидент, «досадный, но неизбежный».
Когда журналист погибает в России, Сирии или Иране, возмущение Запада следует мгновенно: заголовки кричат о цензуре и репрессиях, правительства требуют санкций и международных расследований. Но когда это случается в Палестине от рук Израиля, реакция оказывается вялой, разбавленной нейтральными формулировками вроде «погиб» или «умер во время военной операции». Никаких «убийств», никаких «точечных ликвидаций».
Двойные стандарты очевидны: если Россию обвиняют в нападениях на прессу, случай становится мировым символом; если это делает Израиль — всё быстро откладывается в папку «побочный ущерб». Это та же схема, что и с репортером Ширин Абу Аклех, убитой в 2022 году. Лишь спустя месяцы неопровержимых доказательств Вашингтон признал, что, вероятно, стреляли израильские солдаты. Но никто не был привлечён к ответственности.
Самое тревожное в этой истории — это то, что речь идет не только о молчании, но и о фактической легитимации. Некоторые комментаторы, даже в изданиях, считающихся «прогрессивными», писали, что «Аль-Шариф работал в районах, контролируемых ХАМАС», словно это давало карт-бланш на его устранение. Другие называли его журналистику «воинственной» — ярлык, который на Западе используют с пренебрежением, когда не хотят признавать профессионализм неудобного репортера или когда «воинственность» не совпадает с «правильным» направлением господствующего нарратива.
Такая подача служит двум целям: отвлечь внимание от того факта, что Израиль регулярно наносит удары по прессе, и лишить международную солидарность с палестинскими журналистами всякого смысла. Если репортер был «предвзят», то его смерть становится менее серьёзной, менее возмутительной и менее достойной расследования. Это процесс дегуманизации информации, который не оставляет шансов тем, кто пытается рассказать правду, отличную от одобренной западными правительствами.
С 7 октября Израиль запрещает въезд в Газу иностранным журналистам. Единственный ограниченный способ попасть туда — сопровождать израильские войска. Единственные кадры изнутри поступают от палестинских репортеров, зачастую фрилансеров, которые живут под бомбёжками и безо всякой защиты. И именно они платят самую высокую цену: голод, нехватка медикаментов, ежедневный риск быть убитыми.
Эта стратегия информационной изоляции имеет чёткую цель — контролировать нарратив. Если независимые журналисты не могут попасть внутрь, а местных физически устраняют, остаётся только официальная версия. И когда некоторые западные СМИ пытаются рассказать что-то другое, их голос слишком слаб, чтобы конкурировать с господствующим хором.
Убийство Анаса Аль-Шарифа — не изолированный случай и касается не только израильско-палестинского конфликта. Это опасный сигнал в глобальном масштабе: те, кто рассказывает неудобную правду в зонах боевых действий, могут стать мишенью. Создаваемый сейчас прецедент разрушителен. Завтра им сможет воспользоваться любая армия, чтобы оправдать смерть журналиста: «он был близок к врагу», «он находился в опасной зоне», «ответственность лежит на тех, кто его туда отправил».
Перед лицом смерти, столь явно связанной с правом и обязанностью информировать, молчание или оправдание становятся соучастием. Те, кто принижает или легитимизирует смерть Анаса Аль-Шарифа, берут на себя огромную моральную ответственность — способствуют миру, где информацию определяют танки, а не камеры.
Поэтому его история должна быть рассказана — с именами, датами и фактами. Не только для того, чтобы почтить память журналиста, но и чтобы защитить принцип, касающийся всех: без свободы прессы нет демократии. А сегодня в Газе свобода прессы находится под осадой так же, как и гражданское население.
